Воронья стража - Страница 82

Пораженные и смущенные свершившимся чудом, герцог Эльзасский и его несостоявшийся зять пали на колени, моля Всевышнего о прощении. Тогда скалы вновь расступились, явив взору живую и невредимую Одиль, стоящую с молитвенно сложенными на груди руками. Видение сие так поразило Атальрика, что стал он на путь благочестия. И, уступив ордену бенедиктинцев крепость Альтитона, смиренно удалился в Оберн, где и провел все свои дни, вплоть до последних, в служении Господу и праведных трудах. Одиль же стала настоятельницей монастыря и сотворила еще немало чудес. К тому же она обладала даром ясновидения и излечивала больных наложением рук, так что после благоуханной кончины ее никто и не подумал усомниться в святости этой дамы, слывущей ныне покровительницей Эльзаса.

Брат Адриен многозначительно прикрыл глаза, явно намереваясь перейти от поучительного рассказа к прикладной морали.

– Преподобный отче, – давая голосовым связкам кладезя священной премудрости возможность отдохнуть, начал я. – Должно ли мне понимать ваши слова как указания на то, что вы планируете словом Божьим сокрушать стены Тауэра? Не забудьте меня предупредить! Я не премину лично присутствовать на столь великолепном… – признаться, язык так и норовил произнести “шоу”, но уважение к сану, а более того, приятельское отношение к его носителю заставило подыскивать иное словцо, – священнодействии.

– Увы мне! – развел руками брат Адриен. – Хотя вера моя сильна, но грехи, присущие всякому смертному, не позволяют надеяться на столь благостное разрешение сей многотрудной проблемы. Но я, признаться, хотел говорить совсем о другом: конечно, чудо – прекраснейший образчик всемогущества Божьего, но было бы самонадеянно искать себе Господа в сообщники. Однако вы не можете отрицать, что пример святой Одиль недвусмысленно свидетельствует, что побег, совершенный в нужное время, для обращения закоренелого язычника значит порою более, чем самые убедительные и благочестивые проповеди!

Длинные пальцы брата Адриена в такт словам неспешно перебирали четки, и мне невольно вспомнилась дорога в Понтуаз, когда двух легких взмахов этим немудрящим приспособлением для отсчета молитв было достаточно, чтобы обезоружить и свалить наземь крепкого, испытанного не в одной схватке гасконского пистольера. Не сомневаюсь ни секунды, что стоило мне заорать: “Измена!” – и они змеей бы обвили мое горло, давая историкам будущего обширное поле для споров о том, какая нелегкая занесла гугенотского принца умирать в католическую часовню?

Впрочем, может, все эти ужасы мне только почудились?! Как ни крути – святое место! Да и лицо божьего человека в одеянии бенедиктинца было столь благостно… В общем, слава богу, я не собирался кричать “Измена!”.

– Итак, преподобный отче, вы предлагаете побег? – Мои руки сами собой сплелись на груди, что, по уверению психологов, означало закрытую позицию собеседника. – Отсюда, из Тауэра?

Веки брата Адриена неспешно опустились, и едва заметная улыбка обозначилась на красиво очерченных губах.

– Замеча-а-ательно! – Я прищелкнул пальцами. – Каким же, извольте узнать, способом?

– Мне отрадно сознавать, – тоном, полным отеческой любви, произнес речистый капеллан, – что сама мысль о том, чтобы заточенная в крепость пленница последовала примеру святой Одиль, не вызывает у вас противодействия. Что же касательно способа, то он прост. Завтра поутру, едва откроют ворота, Рейли приказал перевезти меня из Тауэра в иное место. Вы же знаете, я не дворянин и даже не аббат. Так что меня не подобает держать здесь. Повезут беззащитного монаха в обычной повозке и вряд ли станут ставить вокруг сильную охрану. Один-два человека, не больше. Еще, конечно, кучер, но он не в счет. У крепостных же ворот всегда уйма зевак. Так что ежели в момент, когда повозка с заключенным будет выезжать оттуда, на улице вдруг вспыхнет драка, то проезд поневоле будет затруднен. В создавшейся неразберихе арестант, лицо которого, как вы понимаете, будет закрыто монашеским капюшоном, сможет легко бежать и затеряться в толпе. Понятное дело, скинув священное облачение. Если же мы предположим, что у беглеца будет надежный и смелый друг, ловко владеющий оружием, то побег всенепременно должен закончиться удачей.

– Под другом вы, конечно же, подразумеваете Мано? – осведомился я.

– Теперь уже не его одного, – кротко проговорил иезуит, намекая на моего “адъютанта по особо тяжким”. – Полагаю, вы не сомневаетесь, что этим людям под силу свернуть горы?

– Ни единой минуты, – кивнул я, соглашаясь. – А позвольте узнать, какую роль вы уготовили мне?

– Привести королеву, связать меня, заткнув рот кляпом, чтобы отвести подозрения Рейли, а завтра днем, когда окажетесь на корабле, который должен будет доставить вас во Францию, вытребовать у лорда-протектора вашего покорного слугу. Ибо уверен, он легко пойдет на сии уступки. Все, что я должен был ему передать, я передал и более никакой ценности для его католического высочества принца Балтасара не представляю. Так что ему ничего не стоит оказать небольшую услугу человеку, в руках которого, быть может, судьба столь желанного для него союза. – Преподобный отец умолк, исподтишка заинтересованно поглядывая на меня.

– План неплох, – после минутного молчания похвалил я. – Совсем не плох. Однако имеется ряд серьезных “но”. В повозке вы действительно будете не один, и в случае нападения кто-нибудь из охранников может успеть заколоть пленника или же всадить в него пулю. Во время передвижений по крепости любого из нас могут заметить и проследить. Так что все задуманное вами может сорваться в любую минуту. Кроме того, Елизавету охраняют отборные головорезы под командованием кузена Рейли – Ричарда Грэнвилла. А потому не то что привести королеву, добраться до нее без лишнего шума – весьма непростая задача!