Воронья стража - Страница 66

– Крест, – удивляясь вопросу, проговорил я.

– Вот именно – крест! – неожиданно сурово повторил мои слова многомудрый узник. – Он, как и круг, – рассказчик провел длинным ногтем по ободу игрушки, – совершенная фигура. Он символ закона, символ религии. Он – мертвая буква, отделяющая мысль от слова. Ибо что, как не буква, составляющая основу любого слова, и есть придуманный значок, которым человек тщится выразить переполняющие его мысли?

Стоит ли говорить о том, что именно крест подняли на свои знамена христиане, видя в нем весьма красноречивый знак вышнего порядка. Но это не наше знамя, и хотя, в отличие от пасторов и прелатов, мы не обрушиваемся с пеной на губах на инакомыслящих, крест и все, что с ним связано, глубоко чуждо самоэлитам. Мы веруем в круг, компонованный из спиралей. Мы задаем движение этому миру. Для самоэлита важна справедливость, а не закон, дух, а не буква, сопричастность к Творцу, а не религия. Вместе с теми, кто поклоняется закону, – седобородый оратор вновь закрутил волчок, демонстрируя единство и борьбу противоположностей, – мы составляем мир людей во всей его многосложности, и они без нас мертвы точно так же, как и мы без них. Вот и вся высокая мудрость мироустройства! Мир будет стоять, покуда движется!

Глаза седовласого философа сверкали, речь его громыхала под сводами заваленного книгами узилища так, что выступи он пред гарнизоном Тауэра – и тот без остатка пошел бы за ним, точно народ Израиля за Моисеем, и сорок лет бродил бы по Англии, недоумевая, что, собственно, разыскивает. Но у меня кое-какой опыт общения с гигантами мысли и творцами Божественных Откровений уже имелся. А потому, машинально разложив по полочкам полученную информацию, я подкинул в пламень души неистового собеседника смолистое полено внимания.

– Милорд граф, ваши слова, несомненно, полны мудрости и глубокого знания жизни, но да простится мне невежество – до этой ночи я слыхом не слыхивал о самоэлитах.

– Прекрасно! – Лорд Эгмот сгреб бороду в кулак. – Сие означает лишь одно: то, что не имеет формы, не может ее потерять.

Я невольно усмехнулся. Нечто подобное говаривал мне мастер Ю-Сен-Чу, объясняя, что жесткие ударные схемы в бою с настоящим противником приносят больше вреда, чем пользы. “Стань водой, теки везде, где можно течь, заполняй каждую частичку предоставленного тебе объема. Будь паром в жару, льдом в холод. Под хладностыо смерти таи огонь жизни, точно так, как снег зимою скрывает под белым покрывалом мертвеца зерна возрождения”.

– Самоэлиты есть везде – самоэлиты духа, самоэлиты действия. Большая часть из них и не ведает, какому богу служит. Лишь избранные знают, что творят, ибо в движении своем идут путем предвечного Творца. Ты спрашиваешь, кто такие самоэлиты? Изволь, я расскажу о том, ибо сам ты, желаешь или нет, самоэлит по действию. Начнем с того, что Вселенная бесконечна и сотворена отнюдь не тем, кто создал наш мир.

– Разумно, – согласился я, соображая, что космогонический постулат Большого Взрыва проходил еще в Итоне.

– Процесс творения нескончаем, ибо творение и есть единственная суть и смысл той силы, которая порождает миры и движет светилами.

– И это не вызывает особых возражений, – кивнул я. Однако вдохновенному проповеднику, похоже, не было дела до моего согласия или несогласия.

– Изначальный Творец не знает никакой иной цели, кроме самого творения. И тот, кто сотворил наше Солнце и Землю, и иные планеты, и моря и сушу, и все, что растет и все, что движется, – лишь одно из многих подобий, одна из частей, сотворенных Изначальным Творцом. Превосходя себя в творении своем, всякий Демиург растет, давая жизнь новой жизни и новому творению. Таким образом, по сути своей человечество лишь зародыш нового Творца, коему в неведомом грядущем предстоит создать новый мир. Но до этого, увы, еще очень далеко, ибо путь превращения человецей в человечество, а того, в свою очередь, в Демиурга – тернист и многотруден.

Три лика – вот первое, что создал Бог нашего мира. Михаэль – имя которого сторонники закона трактуют “кто как бог”, а противники – “истощенный богом”. И Самоэль – “божественное лекарство” в наших устах и “ослепленный богом” в речах теологов, блюдущих канон Ветхого Завета. Михаэлю Господь поручил закон, устремление к стабильности. Оружием его стал меч, являющийся, по сути, одним из воплощений креста, – оружие, движущееся прямо.

В руках Самоэля сабля из тех, что встречаем мы на Востоке. Путь этого клинка не бывает прямым, но он не менее верен, чем движение меча. Самоэль был сотворен как воплощение вечного стремления к новому, вечного дерзновения.

– Дерзновения? – удивленно переспросил я, спотыкаясь о словцо, послужившее названием трофейному испанскому кораблю, ходившему до недавних пор под командованием Рейли.

– Да-да! Вы угадали! – Старец усмехнулся одними губами. – Та ночь, когда я обещал Уолли, что он вновь обретет свободу и шанс, который ему выпадет, изменит жизнь не только его, но и всего мира, была холодней, чем нынешняя, но мы хорошо поговорили и отлично поняли друг друга.

– Это уже попахивает сатанизмом и продажей души, – покачал головой я.

– И близко ничего похожего! – возмутился узник собственной гордыни. – Сатанаил, извольте знать, слабейший из отсветов славы Творца нашего мира. Если Михаэль и Самоэль своего рода отражение Всевышнего, то Сатанаил – лишь тень его. Он возник только потому, что бушующая сила Господа нашего перехлестывала через край определенных им самим форм. В третьем творении Всевышнего вовсе нет той мощи, которая присутствует в Его любимых детищах. Оружие, присущее этому отблеску Предвечного могущества, – бич, негодное средство для честного боя. Но Сатанаил никогда и не вступает в честный бой. Лишенный творческого начала и стремления к совершенству, он видит свое предназначение в том, чтобы извращать все, к чему прикоснется. Коварный злобный карлик, он вынужден хитростью и посулами привлекать к себе души алчных и слабых. Его дыхание превращает честолюбие в тщеславность, любовь в похоть, смелость в безрассудство. Он всегда идет следом и вечно прячет собственный лик под лживой маской. Его мир – это стужа и пламень подземелий, где ничего не меняется и ничего не стоит на месте.