– Коня оседлайте! – В спину ретирующейся челяди полетел кувшин с остатками теплой воды для умывания. – И извольте здесь прибраться! Развели кабак!
Едва последний из лакеев скрылся за дверью моей благоустроенной камеры, я удовлетворенно потянулся, не в силах скрыть победоносную улыбку. Надеюсь, переливистые раскаты моего хорошо поставленного, командирского голоса перебудили если не всех, кто нынче находился в Тауэре, то уж, во всяком случае, обитателей этой чертовой башни. Посмотрим, как им понравилась эта милая шалость! Если все будет хорошо, можно будет перейти к настоящей психической атаке. Чтобы стражу при одном упоминании моего имени начинала бить нервная дрожь, переходящая в неизлечимую икоту.
Охранники у лестницы, ведущей во двор, как я и рассчитывал, не получили четких и однозначных инструкций по поводу французского принца, содержащегося под охраной. Им просто не от кого и некогда было их получить. Пир окончился далеко за полночь, а после пивший наравне с остальными лордами Рейли вряд ли был способен отдавать внятные команды. А потому во взглядах алебардиров читалось явное нежелание выпускать высокого гостя из его апартаментов и в то же время боязнь наломать дров в тонкой, недоступной их пониманию игре грозного лорда-протектора.
– Что это значит? – досадливо осведомился я, смеривая взглядом скрещенные алебарды. – Я что же – арестован?
Караульные, озадаченные этим вопросом, перевели взгляд с меня на подоспевшего капрала, точно этот полубог воинской рати мог быть посвящен в замыслы новоявленного вершителя судеб Британии. Этот короткий взгляд стоил каждому из них по звонкой оплеухе и очередной нервической вспышке августейшего мерзавца.
– Я велю отвечать! Негодяи! Я что же – пленник?! Кем же из вас я пленен?! Ублюдки! Грязные твари!
Я усилием воли остановил поток неистовой ругани, потому как титул титулом, а окажется какой-нибудь такой цербер чересчур обидчивым, ткнет алебардой в горло – и вся недолга! Что уж с ним дальше будет – это дело второе. Мне от этого легче не станет.
– Я отправляюсь во двор крепости дышать утренним воздухом. Если желаете, можете идти следом. Но только не смейте дышать мне в спину! Псы!
Мой гнев без видимых причин сменился на милость, демонстрируя ошеломленным конвоирам переменчивость настроений вельможного сумасброда.
– Да-да, я велю вам сопровождать меня. Но не ближе чем в десяти шагах за спиной! А вы, – напустился я на капрала, – ступайте к тому мерзавцу, который утром держал мою шляпу. Пусть поторопится оседлать коней для прогулки!
Хотел бы я посмотреть на несчастного вояку, который пытается добиться у замордованных истерикой лакеев, кто нынче утром был удостоен высокой чести подносить головной убор нашему высочеству. Но, увы, увы! Ни он, ни его начальник старались не попасться мне па глаза. И, надо скачать, успешно с этим справились. Понурые алебардиры тащились позади гордо вышагивавшего по крепостному плацу светского льва. Я же, стараясь поддерживать скучающе-брезгливый вид, напряженно вымеривал шагами расстояние от башни до башни, по-новому глядя на знакомые с детства стены и выискивая небрежно скучающим взглядом малейшую лазейку из этой огромной западни.
Первые наблюдения были малоутешительными, но ведь это было лишь только начало. К тому же еще не изволил встать с постели шевалье д'Орбиньяк, вчера вечером принявший, пожалуй, чересчур активное участие в борьбе с горячительными напитками. А изворотливости и остроте глаз этого отпетого кулинара мог позавидовать весь списочный состав заключенных Ньюгейтской тюрьмы. Я вышагивал от Кирпичной башни к Кремниевой, невольно вспоминая Музей пыточного инвентаря, устроенный спустя четыре века в этих стенах, и мысли, по-утреннему затуманенные в отсутствие кофе, получив увесистого пинка от всплывших в голове “живописных картин” всевозможных измывательств над человеком, припустились вскачь.
“Надо добиться перевода из Тауэра. Может, организовать здесь пожар? Или объявить, что, по секретным сведениям, испанцы в ближайшие дни готовы напасть на Лондон? Сработал же этот трюк на палубе адмиральского галеона! Только вот надо продумать, откуда я получил эту конфиденциальную информацию”.
– Милорд! – послышался позади меня приятный женский голос с неистребимым валлийским акцентом. – А правда, что вы – король Франции?
Я обернулся, чтобы в выбранной надменной манере отчитать невежу, смеющую столь непочтительно обращаться к целому нашему высочеству. Обернулся и передумал. Позади меня, в окружении важных, точно лорды у входа в парламент, воронов, стояла весьма миловидная особа лет двадцати-двадцати двух с ведерком, наполненным королевскими подачками голосистым, точь-в-точь все те же лорды, птицам. Девушка бросала им кусочки мяса и улыбалась. И для меня, понятное дело, как для истинного француза, этой улыбки было достаточно, чтобы обезоружить целую армию. Но и на взгляд англичанина, девица была весьма недурна собою.
– О нет! – Я улыбнулся в ответ и покачал головой. – Я не король, я лишь его брат – герцог де Бомон.
Весь мой маскарад пошел прахом. Но отчего-то я абсолютно не жалел о том.
– А вы кто, дитя мое?
– Я – Олуэн Дэвидс, дочь Дэвида ап Райса. – Девушка сыпанула воронам мясных обрезков. – А это хозяйство моего отца. Мунин, Хьюги, Уин. – Она тыкала пальцем в лакомящихся дармовщиной гордых птиц. – Пока эти обжоры здесь, в стенах Тауэра, никто не сможет победить Англию!
– Да, мне доводилось слышать эту легенду, – с усмешкой признался я.